Великая Отечественная: война продолжается
Миф седьмой
В оккупации жилось привольно и сытно, не то что при Сталине.
Дед мой и бабка жили в непосредственной близости рулежных дорожек местного аэродрома. Отец мой родился за три месяца до оккупации Мариуполя немцами. Как можете понять, войну пережил. Мало того: в нашем доме летчики не квартировали из-за маленького ребенка. Жили у соседей. Соседка, как ее мы звали баба Чупрынка к немцам-летчикам имела одну претензию: много пьют.
Повезло. Рад, честное слово. Однако единичный случай в норму превращать не стоит. Случались приличные люди среди оккупантов, кто спорит, как и среди советских людей предатели случались, садисты из НОА. Но это исключения, а вот рядовая статистика и факты:
Только за первые месяцы войны в Германию прибыло 3 000 поездов с продовольствием. Это, не считая того, что немецкие солдаты чем-то питались на месте.
Из докладной имперского министерства по делам на оккупированных территориях:
«Продовольственные нормы, установленные для русских, настолько скудны, что их недостаточно, чтобы обеспечить их существование, они дают только минимальное пропитание на ограниченный срок. Население не знает, будет ли оно жить завтра. Оно находится под угрозой голодной смерти. Дороги забиты сотней тысяч людей, бродящих в поисках пропитания».
На что фельдмаршал фон Рундештедт ответил: «голод действует лучше, чем пулемет».
Фельдмаршал фон Рейхенау: «зато последний русский крестьянин теперь понял, что немцы пришли в его страну не для того, чтобы освободить его от большевизма - они преследуют собственные цели. Голодная смерть или гибель миллионов не имеют для немцев значения».
Из воспоминаний детей[1]:
«Мы воду ели. Придет время обеда, мама ставит на стол кастрюлю с горячей водой, и мы ее разливаем по мискам. Вечер, ужин. На столе кастрюля горячей воды. Белой, горячей воды. Зимой ее даже закрасить нечем, травы нет.
От голода брат съел угол печки. Грыз, грыз, когда заметили, в печке ямка была.
Мама брала последние вещи, ездила на рынок менять на кукурузу и картошку. Сварит мамалыги, разделит, а мы в кастрюлю поглядываем - можно облизать? Облизывали по очереди, а после нас кошка, она тоже голодная ходит. Не знаю, что ей там доставалось. После нас даже запаха еды не оставалось. Запах вылизан».
Вера Ташкина. 10 лет.
«Немцы въехали в деревню на больших машинах, заставленных березовыми ветками... Уже ходили слухи, что они убивают. Расстреливают. А они едут и смеются, веселые, загорелые.
За несколько дней за деревней, возле молокозавода, вырыли большую яму, и каждый день в пять, шесть утра оттуда выстрелы доносятся. Как начнут стрелять, даже петухи прячутся. Едем мы с отцом под вечер на подводе мимо той ямы. «Пойду, говорит, погляжу, что там». Там его двоюродную сестру расстреляли. Он идет, а я за ним. Вдруг отец поворачивается и закрывает от меня яму: «Дальше нельзя, тебе нельзя». Я только увидела, переступая ручей, что вода в нем красная... и как вороны поднялись... Много их, так много...»
Нина Ярошевич. 9 лет.
«Мама пекла что-то из картошки, к празднику какому-то готовилась. Я помню, что в доме вкусно пахло... Немцы окружили дом и приказывают: «Выходи!» Вышли мы, мама и нас трое. Маму бить начали, а она кричит: «дети, идите в хату»... Фрицы маму в машину затолкали...
... Через много лет я узнал, что маме выкололи глаза, вырвали волосы и отрезали грудь. На маленькую Галю, которая под елкой спряталась, овчарок натравили. Те ее по кусочку приносили... Мама еще жива была, мама все понимала... на ее глазах...»
Валя Змитрович. 11 лет.
Из сочинений учеников Ржевской школы после оккупации[2]. Тема: «Как ты жил в оккупации».
«Когда немцы заняли город, они начали проявлять свою власть с того, что начали ходить и ездить по домам и отбирать все, что им нравится. А когда настала зима, они снимали сапоги прямо с ног, где бы ты не находился - на улице или на дороге вдали от жилья»
Ученица Колчанова.
«Это было в станице Шандалово. В избе, где нас приютили хозяева, расположились немцы на ночлег. Среди ночи мой брат шести лет все что-то просил настойчиво у мамы. Он даже плакал, нарушая покой фашистов. Они взяли моего брата, увели за сарай и расстреляли».
Хренов Володя, ученик 4-го класса.
«Когда немцы были в Ржеве, они насильно выгоняли наших матерей на работу. Многим удавалось спрятаться. Но ведь нужны были вода и пища. Когда женщины выходили за водой, в них стреляли из винтовок и автоматов. Один раз я увидела, как убили сразу нескольких женщин, вышедших за водой. Среди убитых была мать одного знакомого мне мальчика. Когда Витя увидел, что его мама убита, он заплакал и побежал к ней. Но не пришлось ему добежать до мамы, он упал на камни, а не на мамин труп. Немец выстрелил в него из винтовки»
Ковалева Галина, 4 класс
«Я видел только ужасную смерть. В январе 1942г. в нашу квартиру пришел немец и стал выгонять маму на работу. Она отказалась. Немец со всей силы ударил ее прикладом по спине. Даже не охнув, мама упала навзничь. Мы плакали, но тихо - немец в квартире находился.
Мама поболела неделю и умерла. Остались мы с бабушкой. Через месяц после смерти мамы пошли мы с бабушкой в деревню, искать продуктов, так как совсем нечего было есть. Достали мы немного ржи и семян. На обратном пути догнала нас женщина с мальчиком еще меньше меня, и мы пошли все вместе. Она несла за плечами картофель.
У входа в город нас остановил немецкий солдат, который стал отнимать у той женщины ее дорогую ношу: она несла детям пищу. Немец схватил у нее мешок и бросил в снег. Мальчик бросился на мешок, закрыл его и не хотел отдавать немцу. Но немец ударил мальчика по голове прикладом. Тот покатился мертвым. Обезумевшая мать бросилась на немца с кулаками. От выстрела врага из винтовки оборвалась жизнь этой несчастной женщины».
Меркурьев Виктор. 4 класс
Из приказов немецкого командования: «необходимо путем принудительного обложения населения занятых областей любыми способами добывать одежду. Прежде всего необходимо забирать шерстяные и кожаные перчатки, шарфы, жилеты, пальто, брюки, кожаные, валяные сапоги, портянки»
Приказ комендатуры Курской и Орловской областей:
«Имущество, как-то: мешки, весы, патефоны, соль, зерно, керосин, бензин, лампы, кастрюли, шторы, клеенки, занавески, ковры - должно быть доставлено в комендатуру. Виновные в нарушении приказа будут расстреливаться».
В Истре фашисты забирали даже елочные игрушки, на станции Шаховская, «организовали» сдачу настенных часов, самоваров. Оч-чень важное стратегическое сырье, ничего не скажешь...
Из докладной немецкого областного комиссара города Костышева генеральному комиссару города Житомир:
«Поведение немецких солдат, к сожалению, было плохим. В отличие от русских они взламывали склады еще тогда, когда фронт был далеко...
Еще до того как немецкие части покинули город, можно было наблюдать, как взламываются квартиры и забирается все сколько-нибудь ценное...
Солдаты не довольствуются тем, что забирают себе все годное, но частично разрушают тот инвентарь, который остается, жгут мебель, хотя дров в достатке».
Вот уж не знаю, попала ли эта докладная житомирскому комиссару или только на Нюренбергском процессе вынырнула, но судя по восклицанию Гитлера, подобная докладная была не одна:
«Боже мой! Вы посланы туда не для того, чтобы работать на благосостояние вверенных вам территорий и народов, а для того, чтобы выкачать из них все возможное, чтобы жил немецкий народ! Этого я ожидаю от вас! Должна, наконец, прекратиться эта вечная забота об иностранцах. При этом мне совершенно безразлично, скажете ли вы, что люди там умирают от голода!»
И они умирали. Правда, не только от голода, но и от «замирения» пространства. Доставалось не только евреям - всем, кто под руку попадется.
Белгород.
Жила семья Лившиц. Отец - еврей, мать русская. Матери в комендатуре было предложено отдать ребенка на сожжение. Она отказалась. Ее сожгли вместе с ребенком.
Одесса.
В город вошли румынские и немецкие части, начались поголовные аресты, еврейские погромы.
«Арестованных заключили в пороховые погреба на Стрельбищенском поле. Никто представить себе не мог, что все так трагично обернется. Наш сосед - еврей, выходя, сказал, что немцы хоть и наши враги, но «культурные люди».
23 октября 1941г. погреба сожгли вместе с людьми. От Стрельбищенского поля до Трушевского переулка, где мы жили, всего одна остановка трамвая... Мучили и сжигали людей целую неделю. И мы все видели. Дым стелился по всему району, и мы знали, что там умирает наш папа...»
Приказ немецкой комендатуры Кисловодска:
« Всем евреям.
С целью заселения малочисленных районов Украины все евреи, проживающие в г. Кисловодск, и те евреи, которые не имеют постоянного места жительства, обязаны в среду, 9 сентября 1942 года, явиться в 5 часов утра по берлинскому времени на товарную станцию г. Кисловодск. Каждому еврею взять багаж не более 20 кг, включая продовольствие минимум на 2 дня.
Дальнейшее питание будет обеспечено на станциях германскими властями. Переселению подлежат даже те евреи, которые приняли крещение».
Вот еще один пример пропаганды. Как складно и ладно сказано. Не придраться...
Если не знать, что всех прибывших на станцию товарная сгрузили как скот в вагоны и отправили на станцию Минеральные воды, а там расстреляли у противотанкового рва.
2 000 ЧЕЛОВЕК!
Как же все-таки коротка память человеческая, как шокирующе ничтожна благодарность потомков, если они забывают и позволяют перевирать такое...
Не только грабеж, голод, расстрелы, бесчинство немцев характеризует время оккупации. Есть еще один отчего-то также забытый многими факт - угон молодежи в Германию. Кстати, как угонялась молодежь в Германию, также характерно для идеологической работы немецких структур. Возьмем плакатик с призывом тех дней и посмотрим на него: красота. Яркое солнышко, голуби, чистенький домик и добродушная пара немецких бюргеров с распростертыми объятьями встречают девушку с чемоданом. «Добро пожаловать, Катья!» И подпись внизу: «Я нашла здесь дом и семью».
Очень напоминает сегодняшнюю рекламу: зазывная мадам неслабых достоинств фигуры, сверкая эмалью на зубах, уверяет нас, что все это чудо, продукт пользования определенными средствами гигиены. Или продуктами питания.
Я не стану вам рассказывать, как из блеклой и неприметной на вид девицы за час изготавливают яркую рекламную диву, не стану призывать к логике, по которой даже у недалеких не сложится употребление мучного из муки «Настюша» или «Макфа» и стройная фигурка, заявленная в рекламе. Речь не о наших днях, и безобидных приемах по оболваниванию масс потребителей, а о тех днях. Далеких сороковых, что прошлись по нашей земле и народу танками и огнем, бессмысленными убийствами и разрухой.
Я всего лишь напомню, что скрывалось за теми плакатами, за теми рекламными акциями фашистов, за всей «прелестью» немецкой оккупации и той «радостью», что они несли нашим предкам.
Они-то как раз не верили гитлеровским увещевательным плакатам, и у меня лично нет вопросов - почему.
Из письма: «1 октября был проведена новая вербовка рабочей силы. Ты не можешь представить себе эту жестокость. Ты помнишь, что нам говорили? Тогда мы этому не верили, таким невероятным это кажется теперь.
Был дан приказ собрать 25 рабочих, но никто из них не явился. Все убежали. Тогда явилась немецкая полиция и начала поджигать дома тех, кто сбежал. Огонь сильно распространился, так как два месяца не было дождя. Кроме того, рядом находились склады зерна, которые тоже сгорели. Ты можешь себе представить, что там делалось. Люди прибежали тушить, а их разгоняли палками и прикладами, били и арестовывали. Семь домов сгорело дотла.
В то же время полицейские продолжали поджоги. Люди падали на колени, целовали им руки, моля остановиться, но полицейские били их дубинками и угрожали спалить всю деревню. В течение пожара полиция ходила по деревням и арестовывала, хватала рабочих. Они охотятся на людей, как отлавливают собак уже в течение недели, но им этого недостаточно. Заключенные запираются в здании школы, они даже не могут отправить свои естественные нужды и должны это делать как свиньи, в той же комнате».
Заукель предоставил фюреру «программу по трудоиспользованию», по которой планировалось вывезти в Германию женщин и мужчин в возрасте от 17 до 35 лет не менее миллиона шестисот тысяч. И действовать «без ложной сентиментальности!» Потом границы возраста расширили - от 14 до 50.
План был перевыполнен.
Заукель: «Из шести миллионов иностранных рабочих, прибывших в Германию, даже двести тысяч не прибыли добровольно».
Донос представителя министерства по делам оккупированных районов:
«Мероприятия, проводимые Заукелем, вызвали большое волнение среди местного населения. Мужчины производили санитарную обработку девушек, насильно снимались фотографии голых женщин, многие запирались в товарные вагоны для утехи командиров транспорта. Женщин насильно связывали и тащили в одних сорочках через города к железнодорожным станциям».
Инструкция СС: «Если есть необходимость, следует сжигать деревни. Все население должно быть предоставлено в распоряжение начальника по набору рабочей силы».
В Белоруссии в районе Ганцевичи (юго-восточнее Барановичей) немецкие карательные экспедиции сожгли в первой половине марта 1943г. десятки сел и деревень, расстреляли сотни жителей в виде репрессии за неявку жителей для отправки на немецкую каторгу.
«5 февраля нацисты сожгли белорусское село Жаулки, убив 512 человек. Затем пришли в соседнее село и заявили: если не найдутся добровольцы для работы в Германии, вас ждет та же учесть. Естественно, добровольцы нашлись[3]».
В результате главный идеолог рейха Розенберг сетовал: «В результате мер по набору рабочей силы целые области обезлюдели».
То же - естественно. Те, кого не загребли и не увезли, убегали к партизанам, прятались, травили себя, жгли кислотой, увечили, вешались.
Жители насмотрелись на вереницы изможденных, голодных, еле стоящих на ногах советских военнопленных, которых гнали в 1941г. как свиней на бойню, а теперь смотрели на те же вереницы мирных жителей, что гнал немец в свое логово с той же озверелостью, и естественно не желали попасть в ряды остробайтеров. Зверства фашистов происходили каждый день, что тоже много говорило о «порядке» и о том, что ждет несчастных на работах в Германии.
Свидетельства. Протоколы Нюренбергского процесса:
«День и ночь идут эшелоны невольников из оккупированных районов России, Белоруссии, Украины. Людей грузят как скот. Обессилевших и больных выбрасывают из вагонов под откос, устилая труппами дорогу на запад».
Раиса Давыденко, г. Миллерово: «В холодных вагонах товарняка было так тесно, что нельзя было даже повернуться. Всю дорогу нас морили голодом».
Варвара Бахтина, с. Николаево Курской области: «В Курске нас впихнули в телятник. Выходить не разрешали. В Льгове высадили и проводили комиссию. В присутствии солдат нас заставляли раздеваться донага, осматривали тело.
Чем ближе к Германии, тем больше пустел наш вагон. Больных и умирающих от голода людей выбрасывали на станциях. В Германии нас заключили в лагерь, где находились советские военнопленные. Это был участок в лесу, обнесенный колючей проволокой. Через четыре дня нас распределили по местам. Я и моя сестра попали на военный завод».
Белошкурский Владимир Петрович, 1924 г. рождения. Село Средне-Теплое, Верхне - Теплянского района Ворошиловградской области:
«В пути нас постоянно избивали. Я сам видел, как наши подростки выбегали на станциях попить воды, но солдаты их избивали. Избиению подвергались и девушки. Их колотили палками и загоняли в вагоны, запирали на засовы. Германское население издевалось над нами - бросало камни, сыпало песок в глаза, а дети дразнили «русские свиньи». Наш эшелон находился в пути 12 суток. Когда мы прибыли в немецкий город Галле, нас выстроили, и немецкие барыни начали выбирать себе девушек-рабынь».
Из немецкой газеты «Франкфуртер Цейтунг», 17 апреля 1942 года:
«Рабочие оккупированных советских областей стоят в лагере, огражденном колючей проволокой. Этих людей, привезенных из Харьковского района, в Германию, разумеется, нужно держать в строгости, смотреть за ними, ибо нет никакой гарантии, что между ними нет большевиков, способных к актам саботажа.
Их ближайший начальник поддерживает авторитет рейха кнутом».
Из показаний вернувшегося домой из неволи Филиппа Боцмана: «Деревня Мироновка должна была поставить в Германию 20 юношей и девушек. Хватали молодежь на улицах, брали ночью из постелей. Дважды мне удалось скрыться, вырваться, на третий поймали, заперли в вагоне. Попал я в Берлин вместе с другими. В холодную казарму загнали несколько сот человек, спали на холодном полу. Я попал на трикотажную фабрику, где изготавливали немецкое обмундирование. Работали здесь и французы, испанцы, военнопленные поляки. Но хуже всех относились к нам, русским. Чуть что - ругань, избиение.
Работали, спины не разгибая, молча. На обед - миска холодного супа из картофельных очисток. Хлеба вовсе не доставалось. Хлеб, 300 грамм суррогата, утром выдавали. Вечером гнали в казармы. И так каждый день. Усталость, голод, тоска. Одна девушка из Орловской области, избитая надзирателем, повесилась. Некоторые бежать пытались, но это было трудно - выдаст первый же встреченный немец».
«За небольшую плату, в 10 - 15 марок, каждый немец может приобрести себе рабов! В Германии учреждены невольничьи рынки».
Из писем немецким солдатам:
Фрида Пульц из Гюльце солдату Отто Треску, 6 рота, 4 полка, 32 немецкой пехотной дивизии:
«...Здесь в среду опять похоронили двоих русских. Их здесь уже погребено пять, а еще двое при смерти. Да и что им жить, следовало бы их перебить...»
От матери обер-ефрейтора 405 полка, 121 пехотной дивизии:
«Вчера к нам прибежала Анна-Лиза. Она сильно озлоблена. У них в свинарнике повесилась русская девка. Наши работницы-польки говорили, что она все время ругала русскую, била. Она прибыла сюда в апреле и все время ходила в слезах. Покончила с собой, наверное, в минуту отчаянья. Мы успокаивали фрау Анну-Лизу как могли. Можно ведь за недорогую цену приобрести другую русскую работницу».
«У нас теперь работает украинская девка, лет девятнадцати. Будь спокоен, я заставлю ее поворачиваться. В воскресенье еще 20 русских в деревню прибудет. Возьму себе несколько штук»...
«Получила от тебя 100 марок и тут же отдала их твоей матери. Пусть купит пленных, это сейчас не так дорого».
«Много русских женщин и девушек работают на фабриках «Астра Верке». Их заставляют работать по 14 и более часов в день. Зарплаты они, конечно же, не получают. На работу, с работы ходят под конвоем. Русские настолько переутомлены, что буквально валятся с ног. Им часто попадает от охраны плетьми. Пожаловаться на охрану и скверную пищу они не имеют права. Моя соседка на днях приобрела себе работницу. Она внесла в кассу деньги, и ей предоставили возможность выбрать любую из пригнанных сюда женщин по вкусу».
Из писем тех, кому не удалось избежать объятий «добродушных» немецких бюргеров:
8 октября 1942г.
«Мамочка, погода здесь плохая. Все время идут дожди. Я хожу босая, потому что обуви у меня нет. Хожу, как нищая. Хлеб получаем два раза в день по 100 грамм. Работаем 12 часов в день. Кроме завода и бараков ничего не знаем. Как приду, упаду на кровать, наплачусь вдоволь, вас вспоминая.
За короткое время нашей жизни здесь мы все выбились из сил, недоедаем, недосыпаем. В маленькой комнатке нас 16 человек, все украинки и я. Приеду, расскажу все. Но вряд ли нам свидеться суждено, потому что зимовать остаемся в летних бараках из досок. При таком питании да без сна и голой да босой не выжить мне. Если можете, не откажите, вышлите чесноку да луку, потому что пища однообразная. У меня уже десна чешутся, цинга начинается».
10 ноября 1942г.
«Наша жизнь, мамочка, хуже, чем у собак. Суп дают такой же зеленый, и его по-прежнему никто не ест. У меня от думок иссох мозг и глаза от слез не видят. Сегодня все 12 часов работали голодные. Но плачь, не плачь, а работать нужно. А какая работа может быть у голодного изо дня в день человека? Немка придет: «Нона, шнеллер, арбайтен!»...
Дорогая мамочка, как мне тяжело без вас. Я не в силах сдержать рыдания. Я от обиды плачу. О, есть еще хуже, еще тяжелее, но я не в силах описать...
Мы уже привыкли к тому, что в два часа ночи открывается дверь, включается свет и полицай кричит «ауфштейн» (встать!). Сразу встаем, выходим во двор, стоим час. Нас начинают считать. Ждем вторую смену, когда их выведут. Замерзаем пока стоим во дворе. Мыслимо ли - почти босые все. А иной раз проливной дождь идет или мороз.
Я просто не в силах все мучения и переживания описать. Мамочка! Я устала!
Прослышала, нас на другой завод переводят. Сейчас работаем вместе с сербами, французами и украинцами.
Мамочка, если можно, вышлите, пожалуйста, лука и чеснока. У меня цинга. Не откажите в моей просьбе»
Другие письма:
«Дорогая мама!
Живем мы в бараке 60 человек, спим на соломе. В этом бараке очень холодно. Работаем с 6 утра до 9 вечера. Есть дают утром тарелку окропа (кипятка) и 50 грамм хлеба утром, на обед и ужин - суп без хлеба. А еще на работе дают хлеб - утром грамм 25 и днем. Пища, дорогая мама, плоховата, но это ничего, если бы только домой. Письмо ваше получили, мама, и плакали. Очень я тоскую, что живу в неволе. Не вижу света, не вижу ничего кроме своего барака страшного. Нас водят на работу и с работы как невольников»,
«Мы в Германии заключенные. Живется очень плохо. Работаем в поле, питаемся 200 граммами хлеба утром, вечером дают миску супа. Работы очень много. У нашего хозяина 28 человек: польки, француженки, русские. Кроме того еще 15 полек у другого хозяина, только спят и питаются они у нашего».
Из показаний бывших каторжан:
Нона С, ученица 9 класса, Ворошиловградская область:
«Немцы насильно отправили всю нашу молодежь на работы в Германию. На вокзале во время отъезда стояли стон и плач. Плакали отъезжающие и провожающие. Меня и 16 девушек направили в г. Швац. Здесь происходила самая настоящая торговля русскими людьми. Немцы и немки крутили нас, щупали, мерили. Меня купил булочник Карл В. Работала я у него с 6 утра до поздней ночи. Хотя и жила у булочника, но хлеб ела редко. Каждый день мыла пол, стирала, убирала, нянчила детей. Фрау была не очень злая, толкнет, ущипнет, по голове ударит, но не очень больно, и все. Только обидно было, как вспомнишь, что училась в восьмом классе, изучала французский язык, историю, а тут стала рабыней, как в период римского владычества. От непосильного труда, голода и побоев я заболела. Оправившись немного, бежала на Родину. В Брест-Литовске меня задержали и посадили в концлагерь. В этом лагере в полуразрушенных сараях томились тысячи наших граждан. Ежедневно по 10 - 15 трупов выносили».
Валя Демушкина, вернулась домой из Нюренберга:
«Работала у немки. Муж ее, обер-лейтенант Карл Шток, убит на восточном фронте, под Сталинградом. 1 января 1943г. к ней должны были прийти гости. Поглощенная работой и своими невеселыми думами, я не заметила как на плиту начало литься закипевшее молоко. По кухне распространился запах угара. Разъяренная фрау ворвалась на кухню, вырвала из моих рук кастрюлю с остатками молока и выплеснула его мне в лицо. Я потеряла сознание. Очнулась в больнице и ощутила невыносимую боль и мрак. Я ослепла»
В таких условиях оказались миллионы советских граждан.
Из Кривого Рога вывезено свыше 20 000 человек.
Из Курска - 29 381 человек.
Из Харькова - свыше 30 000.
Из Мариуполя - 60 000.
Из Сталино - 101 эшелон.
Только из села Малиновка, Харьковской области угнано 820 мужчин женщин и детей.
Гжатск - 5 419 человек, в том числе трудоспособные дети (до 14 лет).
Из Минска и прилегающей области, по данным «Минскер Цейтунг» - газеты рейхскомиссара Украины, отправлено два миллиона граждан.
Все - по данным Германии. Скрупулезный народ, эти фашисты. Они даже килограммы волос, срезанные с убитых женщин, считали и записывали, рецепт производства мыла из человеческих трупов считали очень важным достижением в науке...
Вот так вольготно в оккупации жили. Кто от голода умирал, кто от рук палачей, кто в рабстве, кто в лагерях; кого резали, кого угоняли, кого насиловали, вешали, кого жгли. «Хорошо», в общем, жили, с советским-то режимом не сравниться...
Скажете, партизаны виноваты?
Ага. Слышал и этот миф. Мол, население грабили, разбойничали. И вообще, если б не они, немцы бы лояльнее некуда были. «Верится».
Если не знать того, что творилось до начала действий партизанских соединений, не понимать суть фашизма, не видеть документы: приказы фашистских палачей, показания и свидетельства, тысячи, сотни тысяч свидетельств о том, что население ломилось в леса, к этим самым разбойникам, как немец на Москву, что даже полицаи отрядами сдавались партизанам и просились в отряды.
Если забыть приказы еще от начала военной немецкой компании, в которых черным по белому писано: о «замирении», тотальном уничтожении населения, «опустошении и разорении территорий».
Если не иметь ума, сердца, отринуть нормы морали и наплевать на то, что творил тогда немец. Если жить по тем же принципам, что и фашисты...
История одной акции «против партизан» в одном оккупированном районе. Одном из многих, многих, многих...
Вот сухие строчки протокола:
«Ворвавшись в деревни, гитлеровцы сжигали все дотла, убивали стариков, женщин, детей, насиловали женщин и несовершеннолетних девочек. Надругались над христианскими храмами, в лесах, охотились на людей, как на зверей. Убивали и угоняли скот, уничтожали посевы с целью оставления населения (укрывшегося в лесах) без продуктов питания.
Из 72 населенных пунктов сожжены все. 22 сожжены второй раз. Убито и замучено лиц мужского пола - 103, лиц женского пола - 105, детей - 105. Всего 313. Угнано 532 человека.
Деревня Забережница, Синицко -Польский сельсовет.
1 Дорошук Евгения Ивановна, 60 лет - зверски замучена. Выколоты глаза, отрезаны уши, вырезана грудь.
2 Левковская Антонина Ивновна, 34 года - зверски замучена. Вывернуты руки, ноги, затем убита.
3 Барановская Маланья, 72 года - вырезана грудь, выколоты глаза, расколот череп, вывернуты руки.
4 Левковская, 75 лет - обнаружена в колодце с завязанными глазами.
Село Буйновичи, того же сельсовета:
1 Малец Анна Ивановна, 17 лет. Изнасилована группой гитлеровцев, после чего заживо изрезана на куски.
2 Малец Мирон Алексеевич, 32 года. Посажен на землю, обложен соломой, после того как подпалили кожу и волосы, убит.
Осквернена церковь: окна выбиты, церковная утварь разграблена и раскидана, пол взорван. Превращена в уборную.
Деревня Крупка, Буновичского сельсовета.
Мишура Иван, 83 года. Заживо брошен в огонь своей горящей избы.
Корбут Мария Степановна, 32 года. Изнасилована группой гитлеровцев на глазах своей матери.
Обыход Мария Марковна. Изнасилована группой гитлеровцев, после чего вывернуты руки, избита до потери сознания, убита.
Мишура Мария, 83 года. Изнасилована фашистами.
Деревня Берестянный завод, тот же сельсовет.
Акулич Иосиф Антонович, 82 года. Руки, ноги вывернуты, глаза выколоты, зубы выбиты, череп расколот. После долгих мучений скончался.
Акулич Антонина Григорьевна, 20 лет. Изнасилована фашистами, умирала в долгих мучениях. Грудь вырезана, вывернуты ноги и руки.
Деревня Зарубаны, тот же сельсовет.
Щербаченя Михаил Самуилович. Зверски убиты трое его детей: отрубили головы, вывернуты руки.
Саванович Григорий. Его малолетнему сыну изломали руки, разрезали живот.
Деревня Воронов, Гребеневский сельсовет.
Навмержицкая Серафима Григорьевна. Заживо брошена в огонь вместе со своим ребенком Ульяной.
Навмержицкая Ульяна Григорьевна. Заживо брошена в огонь вместе со своими детьми: Дуней, Марфой и Иваном.
Деревня Ольховная, тот же сельсовет.
Безсен Владимир Макарович, 28 лет. Зверски замучен: был подвешен за руки в течение многих часов загоняли иглы под ногти, вывернуты ноги и руки. Издевательства продолжались в течение полутора суток. Немцы пытались получить сведения о месте нахождения партизан.
Деревня Дуброва, Лельчинского сельсовета.
Колос Мария Васильевна, 47 лет. Истыкана штыками вместе с ее детьми: Прасковьей и Анастасией (близнецы), 12 лет, Ольгой, 8 лет, сыном Адамом, 2 года. Их сложили на воз, на котором они постепенно умирали. Дочь Анну 5 лет ранили и посадили на воз, на тела своих умирающих родственников. Она так же скончалась на трупах своих родственников.
Колос Афанасий Степанович, 35 лет, его жена Варвара, 32 года, мать Варвары, 75 лет, и дети - Евдокия, 9 лет, Ольга, 7 лет, Павел, 3 года и племянница Лида, 12 лет, были брошены живыми в огонь.
Щуколовия Сильвестр Никитич, 87 лет, Остапович Мария Михайловна, 80 лет - зверски замучены.
Деревня Липляны, тот же сельсовет.
Халява Василий Васильевич, 52 года и Лось Ольга Евсеевна, 20 лет, зверски замучены. С них снимали кожу, резали, а потом заживо бросили в огонь.
Павлечко Митрофан Феодосьевич, 75 лет. Гитлеровцы били прикладами по голове, пока он не скончался.
В этой деревне один фашист зашел в церковь с папиросой в зубах и заставлял стариков молиться о своем благополучии. Когда те отказались, пьяный дикарь начал стрелять по людям. Затем закрыл церковь и сжег ее.
Городской поселок Лельчаны.
Журович Максим Александрович, 40 лет, его жена и шестеро детей зверски замучены и брошены в огонь.
Подольский Семен Александрович, 43 года, жена и шестеро детей, Сапожников Василий, 43 года, жена и пять детей, Журович Дуня Ларионовна, 36 лет, ее сын, 3 года - загнаны в сарай и сожжены заживо.
Воронович Афанасий Филиппович, 73 года, Воронович Христиан, 78 лет - живыми резали и сшивали животы, снимали с головы кожу, а затем убили.
Деревня Глушковичи, Лельчинского сельсовета.
Швед Григорий Ефимович, 45 лет. Замучен, сожжен. Резали живому ножами тело на спине, отрезали язык, уши, пальцы на руках и ногах, и еще живым бросили в огонь.
Радиловиц Моисей Степанович, 52 года. Резали тело, затем повесили.
Акулович Макар Иванович, 52 года. Резали тело, отрезали половой орган, нос, уши. После долгих мучений сожгли.
Бурим Василий Михайлович, 39 лет. Ломали руки и ноги, простреливали тело. Умер под пытками.
Гапагович Феодосия Григорьевна, 45 лет. Избивали палками, резали ножами и заживо зарыли в землю.
Бурим Есения Андреевна, 52 года. Резали ножами, избивали камнями, заживо зарыли в землю.
Бурим Прасковья Макаровна, 22 лет, и Бурим Текля Евдокимовна, 22 лет, гитлеровцы изнасиловали, после чего посадили на колья и расстреливали.
Деревня Картычи, того же сельсовета.
Герман Мария Петровна, 20 лет. Ее и ее ребенка, 2 лет, фашисты заживо зарыли в землю. В общей сложности зарыто живьем в этой деревне 28 человек.
Село Стодоличи, Картынического сельсовета.
Крупник Прасковья. Изнасилована гитлеровцами в составе 8 человек в присутствии ее детей и односельчан.
Жоголо Феодосия Ивановна, девочка 13 лет. Изнасилована группой фашистов (7 человек) в присутствии бабушки.
Жоголо Анна, девочка 13 лет. Изнасилована группой фашистов в присутствии матери.
Шур Дмитрий Фомич, 59 лет. Зверски замучен. Простреливали руки и ноги, избивали, заставляли копать себе могилу.
Щур Александра Дмитриевна. Избивалась неделю.
Примечание: в акте указаны злодеяния одной экспедиции. Кроме того в Лельчанском районе расстреляно за время оккупации около 7 500 человек...
Из воспоминаний детей:
«Уже солнышко взошло...
Пастухи коров собирали. Каратели дали выгнать коров за реку Грезу и стали ходить по хатам. Заходили со списком и по списку расстреливали. Проследят по списку, если одного нет, начинают искать. Под кроватью ребенка найдут, под печкой....
Когда всех найдут, тогда стреляют...
Нас шестеро было: бабушка, мама, старшая сестра, я и два младших братика. Увидели в окно, как они пошли к соседям, побежали с братиком в сенки, на крючок закрылись. Сели на сундук возле мамы и сидим.
Крючок слабенький, немец сразу оторвал. Через порог переступил и дал очередь. Я даже разглядеть не успел, какой он. Мы все попадали, я за сундук завалился...
Первый раз пришел в сознание, когда услышал, что на меня что-то капает... Капает и капает, как вода. Поднял голову - мамина кровь, мама лежит убитая. Пополз под кровать - все кровью залито...Я в крови, как в воде, мокрый...»
Леонид Сиваков. 6 лет.
«Я видел то, что человек не может видеть...Нельзя ему...
Я видел, как ночью под откос пошел паровоз, а утром положили на рельсы всех тех, кто работал на железной дороге, и пустили по ним паровоз...
Я видел, как запрягали в брички людей... У них - желтые звезды на спинах... И весело катались, подгоняли кнутами...
Я видел, как у женщин штыками выбивали детей. И бросали их в огонь. В колодец. А до нас с мамой очередь не дошла...
Я видел, как плакала соседская собака. Сидела на пепелище и плакала...»
Юра Карпович, 8 лет.
«Черный немец навел на нас пулемет, и я поняла, что он сейчас будет делать. Я не успела даже закричать и обнять маленьких...
Проснулась от маминого плача. Да, мне казалось, я спала. Приподнялась: вижу мама копает ямку и плачет. Она стояла спиной ко мне, а у меня не было сил позвать ее, сил хватало только, чтобы смотреть на нее...Мама разогнулась передохнуть, повернула ко мне голову и как закричит: «Инночкааааа!» Она кинулась ко мне, схватила на руки. Одной рукой меня держит, а другой других ощупывает: вдруг кто-нибудь еще живой? Нет, они холодные были...
Когда меня подлечили, мы с мамой насчитали у меня девять ран. Я училась считать. В одном плечике - две пули и в другом - две пули. Это будет четыре. В одной ножке - две пули и в другой - две пули. Это будет еще четыре, вместе получается - восемь. И на шейке ранка - это будет уже девять...»
Инна Старовойтова, 6 лет.
Миф восьмой
Сталин сам хотел напасть, и немцем ничего иного не осталось, как напасть самим...
Только скажите мне - после всего этого, какая к чертям разница, хотел Сталин напасть на Германию или нет?
Причем тут вообще Сталин. Правители, как полководцы, всего лишь двигают пешки - полки, но не будь пешек для этих полков, кем они станут?
И к чему говорить о том, что и кто хотел, если война продолжается?
«Союзники» не дали планам Гитлера истлеть и продолжили его дело согласно его планам. А мы как тупое стадо овец продолжаем блеять всякую ерунду, не видя главного - фашизм по-прежнему шагает по земле и уже победил во многих умах.
По плану «Ост» уничтожению должны были подвергнуться более 30 миллионов людей. «Речь идет не только о разгроме государства с центром Москва. Дело заключается в том, чтобы уничтожить русских как народ».
«Можно оставить не более 14 миллионов человек. 45 - 51 миллион депортировать.
Б) К вопросу об украинцах:
По плану имперской безопасности на территорию Сибири должны быть переселены также западные украинцы. Депортация должна предусматривать не менее 65 % населения.
В) К вопросу о белорусах:
Депортция не менее 75 % населения..
Поправки Гиммлера: «прежде всего нужно предусмотреть разделение территории, населяемой русскими, на различные политические районы. Народам этих районов нужно внушить, чтобы они ни в коем случае не ориентировались на Москву.
Русскому из Горьковского комиссариата должно быть внушено, что он отличается от русского из Тульского комиссариата.
Важно, чтобы на русской территории население в своем большинстве состояло из людей примитивного полуевропейского типа.
Есть много путей подрыва биологической силы народа. Целью немецкой политики по отношению к населению на русской территории будет являться доведение рождаемости русских до более низкого уровня, чем у немцев».
В 1939г. Гитлер, рассуждая о будущей победе над СССР, заявил, что истребление евреев это только эксперимент, по сравнению с масштабами грядущего уничтожения славян.
«... следует избегать создания единых церквей на более или менее обширных территориях русских земель. В наших же интересах, чтобы в каждой деревне была своя собственная секта со своим представлением о боге. Даже если таким образом жители деревень будут подобно неграм или индейцам приверженцами магических культов, мы это можем только приветствовать, поскольку тем самым разъединяющая тенденция в русском пространстве еще больше усилится.
Если русские, киргизы или украинцы научатся читать и писать, нам это только повредит. Гораздо лучше установить в каждой деревне репродуктор и таким образом сообщать людям новости, развлекать их, чем предоставлять им возможность самостоятельно усваивать политические, научные и другие знания.
Только чтобы никому в голову не взбрело рассказывать покоренным народам об их истории. Музыка, и ничего кроме музыки. Пусть веселая музыка пробуждает в людях трудовой энтузиазм.
У нас нет никаких обязательств по отношению к русским. Слово «свобода» для них означает возможность мыться по праздникам. Наша задача одна - германизировать эту страну путем ввоза туда немцев, на коренное население нужно смотреть как на краснокожих.
Никаких прививок для русских, никакого мыла, чтобы смывать с них грязь! Зато пусть у них будет сколько угодно водки и табака![4]»
Знакомо, не правда ли? И свежо, хотя словам Гитлера более шестидесяти пяти лет.
«Если литература появилась на свет для воспроизводства нравственности личной, то история - и только история - есть могучий и постоянный источник воспитания нравственности социальной. Уберите ее из школьной программы, перестаньте восхищаться деяниями славных героев прошлого, сорвите с них венцы героического примера для подрастающего поколения, и вы, в конечном итоге, весьма скоро получите народ, лишенный исторической памяти. Народ, способный ценить и защищать лишь место своего обитания.
Вы получите народ без отечества, народ, состоящий из ущербных сирот, готовых уступить любому агрессору свою землю, если этот агрессор гарантирует, что не погонит его с насиженного места».
Писатель Борис Васильев ничуть не ошибся.
Развенчивая героическое прошлое нашего народа, уничтожая уважение к предкам, нас в который раз лишают корней и превращают в сирот. Сначала христианизация нанесла урон, обрубая корни и перевирая целые века нашего языческого прошлого, потом мадам Фике - императрица Екатерина пошла по стопам Карла Великого и приказала переписать историю славянства Руси на свой лад, дав тем пищу для криков о русском сиротстве, никчемности и дальнем родстве с «великими» нациями, теперь тоже самое пытаются проделать с Великой Отечественной войной.
Мне чудится в этом великая ненависть к России, великий страх к великому народу, живущему более душой, чем материей, и тем непонятному, возмущающему.
Мне чудится в том эхо второй мировой войны, что до сих пор бродит по планете и отдается то в том, то другом событии, то в одной, то в другой стране. Наши деды и прадеды держат оборону на всех фронтах и терпят поражение в умах потомков, потому что гитлеровцы по-прежнему хитро и вероломно овладевают одним умом за другим. И ничего не изменилось, геноцид не сбавил темпы, он по-прежнему катится по земле, нас, как и прежде, пытаются «разобщить и разбить», уничтожить, нашу страну превратить в чужую империю, проводят германизацию - американизацию населения, травят умы ложью и убивают веру.
Говорят, война будет идти, пока жив хоть один ее солдат. А мне кажется, что война будет продолжаться, пока мы не поймем, что на этот раз никто, кроме нас, не постоит за нас и нашу страну, не спасет наших матерей и наших детей. Пока каждый из нас не поймет, что теперь это война за будущее уже наших детей. Война умов, война морали, не игрушечная - психологическая.
Теперь это наша война.
И откреститься не получится, ведь речь по-прежнему идет о праве жизни, о будущем, и каждый из нас, как наши предки в те далекие годы, должен выбрать сам, под чьи знамена ему встать, чьим лозунгам верить, какие песни петь.
Я выбираю Россию, выбираю свою Великую Родину простых и незаметных, и тем Великих людей, живых душой, живущих не долларом, но духом.
Выбираю славных предков и верных отцам потомков.
Выбираю веру и верность.
Райдо Витич
